«Школьного сколиоза не существует в природе» - профессор Михаил Михайловский

Он — один из лучших детских и подростковых вертебрологов в России. Тот, кто лечит сколиоз и проводит сложные операции на позвоночнике и не только. Профессор, доктор медицинских наук Михаил Михайловский из Новосибирска на трое суток прилетел в Ростов-на-Дону, чтобы помочь подопечной Русфонда — годовалой девочке. Уже после операции доктор Михайловский согласился встретиться с редакцией 1Rnd.ru и дать несколько полезных советов родителям.

- Михаил Витальевич, каким ветром вас занесло в Ростов-на-Дону?

- Дело в том, что более 20 лет я сотрудничаю с Русфондом. Руководит им уникальный человек, мой друг – Лев Амбиндер. Когда-то мы начинали осваивать современный инструментарий для лечения сколиоза, который придумали французские коллеги. Метод был освоен в 1983 году. В России я был первым, кто сделал такую операцию. Инструментарий тогда стоил тысяч 5 долларов США. И однажды ко мне обратилась мать мальчика с очень тяжелой деформацией. Я ей сказал, что ребенка оперировать нужно и есть чем, но вопрос упирался в деньги, сама она была без денег — работала уборщицей. Она меня выслушала и ушла.

Через какое-то время меня вызвали в бухгалтерию и сказали, что на этого мальчика пришли деньги – берите, оперируйте. А потом я выяснил, что фонд помог. И я спросил: «А еще?». Они говорят: «Пожалуйста». Были годы, когда мы более сотни больных оперировали при финансовой поддержке Русфонда.

Сейчас ситуация изменилась. Большую часть больных оперируем за счет государственных квот. Государство дает большие деньги и 2-3 сотни больных в год мы можем оперировать, не напрягая никого. Но есть ситуации, есть больные, которых лечить на квоты недостаточно.

И вот несколько лет назад, не могу не похвастаться, я первым прооперировал инструментарием VEPTR. Он придуман для маленьких детей, у которых сколиоз при рождении уже есть или он развивается в первые 2-3 года жизни, а потом прогрессирует со скоростью лесного пожара. Это очень дорого, речь идет и миллионах рублей на ребенка. И только Русфонд помогает мне их лечить. Это многоэтапное лечение, ребенок растет. Железо надо удлинять.

И о Ростове…В Русфонд обратилась мама маленькой девочки из Волгодонска. При рождении выяснилось, что справа у малышки имеется большой дефект грудной стенки. Дефект ребер. Это приводит к тому, что часть грудной стенки у девочки на вдохе западает, а на выдохе расширяется. У этого ребенка кусок дефектных ребер совершает обратное движение. Это называется флотация. Ребенок с первого дня жизни был привязан к аппарату ИВЛ. Когда мы сюда приехали в первый раз в прошлом году, девочке было полгода. Мы сделали операцию, направленную на то, чтобы вот этот дефект каким-то образом перекрыть, стабилизировать, чтобы дать ей возможность избавиться от ИВЛ. Это было очень непросто.

Случай уникальный. Сейчас девочке исполнился годик. Она крошечная. Такой патологии не было ни у кого. Через полгода мы увидели, что у девочки есть улучшения, но недостаточные.

И вот мы ее прооперировали и поставили еще один элемент — стабилизирующий. И он сразу заработал.

В общем, мы получили то, что хотели, сейчас она еще какое-то время пролежит в больнице, пока завотделением Игорь Богданов не решит, что ее можно выписать. Дело в том, что на время операции девочку перевели из Волгодонска в отделение травматологии и ортопедии «Областной детской клинической больницы». У вас, кстати, хорошее отделение.

В этой сложной ситуации и областная детская больница и ее главный врач Светлана Пискунова показали себя с самой лучшей стороны.

- А патология у малышки, она произошла в утробе матери?

- Это было заложено генетикой. Случай, повторю, редкий. Пока мы делаем все правильно. Она перестала быть полностью зависимой от аппарата ИВЛ. Но пока не может обходиться без кислорода.

- Лечением сколиоза как давно занимаетесь?

- Всю жизнь – 45 лет.

- Как решили этому посвятить всю жизнь?

- Я просто хотел работать в клинике профессора Я. Л. Цивьяна в Новосибирске. Клиника была общепозвоночной. Через 13 лет шеф умер. Еще через несколько лет я возглавил отделение сколиоза. У нас сейчас в отделении более 4 000 пациентов прооперированы.

- А если сравнивать Россию и другие страны по этому заболеванию…

- Сейчас одинаково. А вот во времена СССР, когда мы были за «железным занавесом», мы не имели настоящих инструментариев. Были копии советского образца. Сейчас с инструментарием проблем нет. Его поставляют зарубежные фирмы. Нужны только деньги.

- Хотелось бы именно от вас услышать рекомендации для родителей о профилактике сколиоза. Что скажете?

- Скажу: как вы правы. Родители должны понять несколько основных моментов. Вот кто из вас в детстве слышал о том, что если криво сидеть за партой, то у вас будет сколиоз? Киваете, слышали.

Так вот, первое, что родителям нужно знать - школьного сколиоза не существует в природе! Ребенок может сидеть за партой хоть вверх ногами. От этого сколиоза не будет.

- А от чего тогда бывает сколиоз?

- Скорее всего, это генетика. Но пока не удалось установить тот самый ген, который отвечает за развитие этой болезни. Исследования ведутся всеми мировыми учеными. Это не приобретенное заболевание, а вот в голове у населения это осталось, потому что всем нам свойственно искать простые решения сложных проблем. Сколиоз чаще всего правосторонний. Ему легко выдумать объяснение: при письме ученик наклоняется влево, образовалась «выпуклость» вправо – вот откуда сколиоз!

- Когда начинается сколиоз?

- В большинстве случаев он начинается в переходном возрасте, в момент полового созревания – у девочек несколько раньше, чем у мальчиков. В этот момент, если деформация прогрессирует, она за год-два может вымахать так, что остановит ее только операция.

И еще один момент: сколиоз называют девичьей болезнью.

Девочка в 13-14 лет начинает осознавать, что она кривая, это трагедия всей семьи. Надо просто следить за туловищем ребенка в этом возрасте, есть ли асимметрия, как расположены плечи, положение таза. Если вы заметили внешние признаки асимметрии, надо без паники идти к специалистам. Желательно сделать рентгеновский снимок.

Специалист будет наблюдать, как развивается сколиоз и при необходимости назначит лечение. Консервативное – это корсет. Корсеты предназначены для того чтобы в момент быстрого роста ребенка удержать и растущий с ним сколиоз. В операции, кстати, нет никакого ужаса. Методика отлажена. Правда, у нас мало специалистов, которые этим занимаются.

Частота сколиоза – 1% населения. Из этого процента еще 1% нуждается в операции.

Тут еще важно, как относится девочка к себе – есть такие, кто не переживает по поводу искривленной спины. Не болит — и хорошо.

- А почему мало специалистов?

- Запрос на специалистов есть, но оперировать на позвоночнике, оперировать сколиоз – это сложно. Не все на это идут.

- А если мамочки побегут к костоправам, мануальным терапевтам?

- Я, кстати, тоже занимался мануальной терапией. Она к лечению сколиоза не имеет никакого отношения. Если кто-то руками пообещает вам вылечить сколиоз – это мерзавец. Бегите от него! Важно не попадаться в руки мерзавцев.

-То есть, врач вашей специализации – штучный товар?

- У нас есть Ассоциация вертебрологов, но констатирую: да, таких врачей немного.

- В последнее время всё чаще мы видим и слышим об уголовных делах против врачей. Это панацея от халатности врачей или…?

- Это попытка загнать болезнь внутрь. Для того чтобы врачи хорошо лечили, им нужно хорошо платить. И хорошо учить. Наказывать врачей за то, что есть всегда некий процент необъяснимых случаев, нельзя. Мы, человечество, мало знаем о своем организме, о его возможностях.

На Западе ни один хирург не станет к операционному столу, не будучи застрахованным. У нас, наоборот, ни один хирург не застрахован.

Дело в том, что есть такое понятие, как профессиональное сообщество врачей. Вот во Франции Ассоциация хирургов не смогла защитить только одного хирурга – он накануне операции крепко выпил. А потом человек умер у него на столе. Это единственный случай, когда не защитили коллегу.

- Вы наблюдаете своих прооперированных?

- Мы три года после операции их наблюдаем. У меня была больная, 18-летняя, я ее прооперировал. Потом спустя несколько лет встретил ее случайно на пляже.

Вижу: шов-то мой. Постучал по спине. Спрашиваю: «Ну как ты себя чувствуешь спустя пять лет после операции?». До сих пор помню ее ответ: «Кайф!».