Зураб Нанобашвили: «Если вы не читали классическую «Чайку», это не помешает вам понять акунинскую»

Постановки Заслуженного артиста России режиссера Зураба Нанобашвили всякий раз становятся ярким событием в театральной жизни Дона. Поводом снова встретиться и поговорить о феномене режиссуры Нанобашвили стала премьера, которая состоится 30 и 31 марта в Таганрогском театре имени А. П. Чехова. Зрителя не должно сбивать с толку знакомое название «Чайка» - ведь вместо фамилии ожидаемого автора в афише - Борис Акунин.

- Зураб Анзорович, чем обусловлен выбор этой пьесы?

- Пьеса Акунина зацепила меня сразу, как только я с ней познакомился. В 2010 году после постановки в Таганроге первого «Вишневого сада» мы с художественным руководителем театра Сергеем Гертом обсуждали возможность создания этого спектакля. «Чайка» - это моя пятая работа в чеховском театре. Мне захотелось воспользоваться предоставленной творческой свободой. Возможно, Сергей Давыдович пошел на риск, согласившись на современную интеллектуальную драматургию. Но зачастую именно такие пьесы становятся кассовыми и надолго входят в репертуар театра.

- Проводя параллели с вашим спектаклем «Метод», который стал театральным хитом таганрогской труппы, можно назвать новую постановку неким стилистическим продолжением, иным аспектом жанра детективного расследования?

- Отчасти эти две постановки близки по сложному способу существования, но по жанру они отличаются. «Метод» - это шоковое собеседование, а «Чайка» - это своеобразная жанровая эклектика, в которой один дубль трагический, второй комический, третий фарсовый. Они разные, как и наша жизнь. При этом пьеса дает режиссеру удивительную возможность поставить ее иронично или, как ни странно это прозвучит,  очень серьезно. Потому что все эти представленные в сюжете заболевания общества, нелепые, на первый взгляд, мотивации для убийства - они все перед нами, в новостных лентах. И в пьесе их достаточно - начиная с творческой зависти, заканчивая однополой любовью. Акунин взял только восемь, но их тысячи.

- Сам Акунин преподнес публике свою пьесу как сиквел, продолжение классической «Чайки». Признайтесь, до появления пьесы Акунина у вас было ощущение, что Чехов что-то недосказал, оборвал повествование на самом интересном месте?

- Я бы так не сказал. Это отдельные произведения.

- Когда Чехов задумывал «Чайку», он предупреждал: «Я напишу что-нибудь странное». Как по-вашему, удалось ли Акунину  возвести эту чеховскую странность в крайнюю степень? И стремились ли к этому вы в своем спектакле?

Я не считаю «Чайку» Чехова странной. Возможно, для XIX века это было так, но для меня она абсолютно гармонична, понятна, как и пьеса Акунина. В ней происходят и достаточно смешные вещи, и трагические, порой даже патологические. Но мы все живем с этим. Просто угол зрения у Акунина на эти вещи не совсем традиционный, ироничный или даже саркастический. Поэтому и свой спектакль странным я  назвать не могу.

Музыкальное оформление Дины Бортник  с элементами танго, джазовыми аранжировками можно назвать отсылкой в современность, но костюмы мы постарались сделать традиционными для чеховской “Чайки”.

Классическую «Чайку» Чехова, кстати, я не ставил. Пока. Но, возможно, вернусь к ней. Насколько я знаю, в обратном порядке - от Акунина к Чехову, от постмодернизма к классике, за эту пьесу никто не брался.

- В вашей режиссерской трактовке из этого абсурдного детективного лабиринта с восемью подозреваемыми - восемь выходов?  Или зрителю, как в «Методе», удастся найти один единственно верный?

- По сюжету их, конечно, восемь. Но помимо вопроса «Кто убийца?», важно понять, кто жертва. У Акунина все хотят быть этой символической чайкой, каждый считает себя жертвой, чего нет у Чехова. Ведь по сути современное общество состоит из хищников, изображающих жертву и назначающих виновных. Мы перестали быть искренними и хотим казаться другими, более умными, респектабельными, успешными.

- Насколько я знаю, труппы, рискнувшие ставить «Чайку» Акунина, можно пересчитать по пальцам одной руки. На слуху лишь Иосиф Райхельгауз  в «Школе современной пьесы».

Это довольно сложный для постановки материал. Как и у Чехова, здесь мало действия, это «разговорная» пьеса, умозрительная. В ней непросто соединить визуальный ряд с интеллектуальным содержанием. Сложно и актерам работать в условиях кинематографических дублей. Но от этого только интереснее будет зрителю.

Беседовала Галина Анощенко, авто фото - Александр Соловьев